Читать книгу "Босиком по траве  - Эми Хармон"

Так и знал, что ты найдешь, как меня утешить насчет остриженных волос. Интересный взгляд на историю Самсона… Ты сама это придумала? Зная тебя, полагаю, что сама. Вчера в свободное время я нашел эту притчу и прочитал. Самсон был великим воином. Наверное, ты права. Его сила заключалась не в волосах. Пожалуй, для здешних ребят это был бы хороший урок. Самсон лишился всей своей невероятной силы, когда решил, что способен справиться один.

В лагере много внимания уделяют истории. Мы проводим на уроках по несколько часов. Все это очень интересно. Начинаешь гордиться своей историей, как будто сам стал частью чего-то важного. Мы заучиваем даты великих сражений – Инчхон, Белло Вуд, Сайпан (там был мой дед), Пелелиу, Окинава, Чосинское водохранилище и другие. Морская пехота США особенно хорошо себя показала в битве за Иводзиму во время Второй мировой.

Еще мы учим биографии Воинов, как называют их инструктора. Это морпехи, совершившие великие подвиги. Сегодня я узнал, что коренной американец по имени Джим Кроу был морпехом. Я уже слышал о нем раньше. У него интересная судьба. Еще нам велели выучить четырнадцать качеств лидера, в числе которых цельность, эрудиция, альтруизм, храбрость и другие (я подумал, тебе будет интересно – ты много рассуждаешь о характере), восемь принципов маскировки, шесть боевых дисциплин и так далее. Все это называется «теория», на знание которой нас постоянно проверяют.

Рассуждать и спорить обо всем нет никакой возможности. Однажды, когда нас гоняли по теории, я вспомнил о тебе и чуть не рассмеялся (за что здорово получил бы), подумав, как тебя возмутил бы такой подход. Ты так любишь все анализировать, стремишься во всем разобраться. Тебе бы не понравилось тупо заучивать все, что велено. А в остальном, по-моему, из тебя вышел бы отличный морской пехотинец. Ты сказала, что мир бы этого не пережил. Не смей даже думать так! Тело можно натренировать, даже если тебе это дается хуже, чем другим. Зато ты не эгоистка, ты верная и храбрая. У тебя есть все необходимые черты. Мир стал бы намного лучше, если бы в нем было больше таких людей, как ты.

На этой неделе мы начали работать с тренировочными палками. В длину они метр с небольшим, с плотными подушечками на концах. Рекруты надевают шлемы и защитные жилеты. Мы дрались с ребятами из 404-го и 4045-го взводов. Нас выстроили на дощатом помосте, и мы стали драться один на один. Нужно попасть в голову или в грудь, тогда считается, что тыубил врага. Кто первым нанесет два смертельных удара – тот победил. Когда подошла моя очередь, я побежал по настилу с криком, как учила бабушка, когда объясняла, как отгонять койотов от стада. Я попал противнику прямо в грудь и сшиб его с помоста. Инструктор Медоуз громко выразил свое одобрение, а сержант Блад сказал: «Это что такое? Индейский боевой клич?». Но ему, кажется, понравилось. По крайней мере, на этот раз он не стал придираться к громкости моего голоса. Кажется, мой леденящий душу вопль напугал противника гораздо больше, чем сам удар. Я начинаю понимать, зачем тут все орут. Наш взвод уступил сорок третьему, так что флаг достался им. Мне это показалось позорным. Да, надо отдать должное Карлтону. Типичный уличный громила, но драться умеет. Мне он, кстати, сказал то же самое, только без уличного громилы. Сегодня Карлтон почти вызвал у меня симпатию. Некоторые из здешних ребят ни разу в жизни не ввязывались в кулачную драку. А я всю жизнь дерусь. Кто бы мог подумать, что в лагере это даст мне преимущество. Но, так или иначе, поскольку мы проиграли, нас заставили делать дополнительные упражнения.

Я с тревогой ждал начала тренировок в бассейне. После нескольких занятий и инструктажа мы надели жилеты, шлемы, ранцы и ботинки, и во всем этом снаряжении нужно было прыгнуть в воду. Нам объяснили, как удержаться на плаву, но я все равно сразу почувствовал, как накатывает паника. Лицо оказалось под водой, но, если откинуться назад и запрокинуть голову, оно будет как раз над поверхностью. Нас заставили несколько раз переплыть бассейн, а потом мы должны были прыгнуть с вышки и проплыть пятнадцать метров. Все оказалось не так уж страшно. Но боюсь даже представить, какой это был бы кошмар, если бы я не умел плавать. Я показал не лучший результат, но особых нареканий не вызвал. А вот несколько парней вообще не умели плавать. Если бы не ты, я бы оказался в их числе.

У меня появилась кличка. Некоторые заметили, что в свободное время я читаю Библию. Так что теперь я Проповедник. По-моему, не очень подходит. Разве проповедник не должен говорить речи и учить всех праведной жизни? Впрочем, могло быть и хуже. Еще недавно зашел разговор о любимой музыке. Классическую никто не назвал. Меня это не удивило, а о своих предпочтениях я промолчал. Потом я разговаривал с Тайлером Янгом, и он поинтересовался, что я слушаю. Я рассказал про Бетховена. Тайлер спросил, есть ли у меня любимая песня. Я ответил, что особенно люблю «Арию на струне соль», или, если коротко, «G-стринг»[14], – это я зря! Он решил, что я говорю о женском белье, и стал называть меня Джи. «Проповедник» и то лучше. У Тайлера очень длинный язык, особенно когда он стремится всех насмешить. Я и глазом не успел моргнуть, а про «G-стринг» уже узнал весь взвод. Теперь я Проповедник Джи.

А вообще мне здесь неплохо. Вся суть лагеря в совершенствовании. Мне нравится эта идея – стать лучше, чем был раньше. Уже прошло четыре недели, и я уверен, что справлюсь. Кстати, как поживает Яззи? Я тоже по тебе скучаю.

Не меняйся.

Сэмюэль

Я написала Сэмюэлю еще несколько писем, стараясь вспомнить абсолютно все, что могло его заинтересовать. Я рассказала ему, что Яззи грызет все, до чего может добраться, и пугает кур. Если бы он не был таким очаровательным комочком лохматого меха, отец, возможно, решил бы от него избавиться. Большинство выходок щенка я держала в тайне, чтобы защитить его. Мне почти удалось приучить его к жизни в доме, но работы он мне добавлял. Приходилось ежедневно его вычесывать, чтобы его мех не валялся по всему дому, но Яззи того стоил. Я обожала его, и он отвечал мне тем же. Благодаря ему у меня на душе становилось немного светлее.

Если не считать Яззи, в моей жизни все шло без изменений, так что я с трудом придумывала, о чем еще написать. Не могла же я рассказать Сэмюэлю, что сегодня расплакалась, когда кормила кур и осознала, что мне еще как минимум пять лет придется собирать их дурацкие яйца, слушать кудахтанье и терпеть клевки от этих неблагодарных птиц. А Сэмюэль тем временем уедет воевать в какой-нибудь дальний уголок, превратится в настоящего мужчину, будет влюбляться в женщин. А мне, как назло, еще нет четырнадцати, и для него я слишком маленькая. Я часто сидела одна в своей комнате, мечтая о том, чтобы Сэмюэль вернулся осенью, снова сел рядом со мной в автобусе, одетый в форму, и мы бы держались за руки и слушали музыку эпохи романтизма.

Ловя себя на таких нелепых детских фантазиях, я чувствовала себя еще хуже. Я безумно по нему скучала и ужасно боялась, что мы больше никогда не увидимся. Порой я признавалась в этом в своих письмах – и тут же разрывала их на клочки, чтобы сочинить более уместное послание, в котором я рассуждала о музыке и рассказывала что-нибудь интересное и познавательное. Во время занятий с Соней я постоянно узнавала новые факты.